Во всех странах разделяют музыковедение на теоретическое и историческое, хотя на самом деле точнее разделить на прикладное и гуманитарно-возвышенное, которое приближается фактически к философии искусства, философии музыки. Сейчас есть две тенденции в современном культурном мире, по одной из них музыковедение — образовательная дисциплина, связанная с изучением биографии композиторов, условий создания произведений, их построение, речь. По другой музыковедение выступает как гуманитарная наука, где исследователю нужно подняться на уровень обобщения, увидеть культурный контекст, прошлое и будущее, культурные связи между эпохами и странами. Такое понимание музыковедения приближает его к философии, к условиям мышления и ощущения человеком мира в разные эпохи.
Мне вспомнился французский философ Мишель, а именно его последняя книга «Мальчик-с-пальчик», в которой он использовал метафору «мальчика-с-пальчика» для того, чтобы охарактеризовать современную молодежь. По его мнению, современное поколение сильно отличается от своих родителей. Это молодежь, которая пользуется одним пальцем — может написать любое сообщение, получить любую информацию. И у этого поколения другие проблемы: что делать с засильем информации? Это касается и музыковедения, потому что это и труды с биографиями композиторов, истории создания произведений, изображения эпохи, инструменты разных времен, даже музыкальные залы, оформление контрактов и гонорары за выступление и т.д. — это все музыковедение.
Как по мне, музыковедение сегодня — это не вопрос накопления информации, а вопросы изучения и выявления смысла в музыкальном произведении, понимание того, о чем оно. Это дисциплина, которая должна помочь человеку понять, кто он есть в этом мире.
Есть американская, немецкая, французская, русская музыковедческие школы. Но я абсолютно убеждена, и мне об этом говорили западные коллеги, что национальное музыковедение имеет свое лицо, у него есть свой почерк. Да, мы воспитаны в стиле постсоветского, российского музыковедения, но за время общения с европейским музыковедческих пространством многое позаимствовали у него. Ученые всегда находятся на пересечении различных культурных тенденций, ведут культурный диалог, и это наша сильная часть научной жизни.
О штампах и современных тенденциях
Профессиональный музыкант может почувствовать разные уровни музыкального произведения — и нового, и уже хорошо известного. Вы думаете, что Бетховена, Моцарта все правильно трактуют? О них как раз больше нелепостей.
Например, одна из самых больших ошибок, которая идет из советской музыкального образования и, к сожалению, сохраняется до сих пор, — это мысль о Бетховене-революционере. Этакий бунтарь, мечтающий о «счастье народа» и занимающийся исключительно «распространением идей французской революции 1789 года». Незыблемой остается и одна из центральных позиций советской музыкальной науки — привязка музыкальных событий к «народу». Все это требует сегодня правильных оценок, ведь мир расширился и мы общаемся с представителями других стран, с которыми необходимо строить современный диалог, говорить на языке нашего времени.
Кстати, в советские и постсоветские времена круг музыки был очень ограничен, фактически два века — XVIII в XIX. Сегодня изучаются все века, есть специалисты практически по всем периодам, есть прекрасные знатоки современной музыки, в том числе и электронной. Сейчас исследуются различные направления — от джаза до озвучки компьютерных игр.
О языке эпохи
Подходить с мерками Бетховена к Шуберту или меркам Шуберта к Дебюсси, — конечно, это неправильно. Чтобы исследовать определенный музыкальный аспект, нужно понять язык эпохи, то есть средства выразительности, язык века. Скажем, язык позднего Средневековья, Ренессанса, Барокко. А вот начиная с ХХ века процесс обращения к звуковой палитре со своим мнением становится субъективным, и поэтому здесь сколько композиторов — столько языков. Ведь техники современных композиторов очень индивидуальны. Поэтому сегодня специалисты, которые изучают ХХ век, имеют узкую специализацию.
В любом веке музыка помогала человеку понять вектор, куда нужно идти. К чувственному переживанию — если говорим, например, о музыке барокко, или к переживанию Порядка мира (именно переживанию!), когда мы обращаемся к эпохе классицизма — Гайдн, Моцарт. XIX века «открывает» небывалые психологические измерения, а ХХ века возвращает слушателю значение красоты звука, когда музыкальная ткань превращается в изысканные «звуковые кристаллы», которые создают впечатляющее прекрасное звуковое измерение. Каждая эпоха имеет свою программу, и человек, который с детства слушал такую музыку, воспитывался в определенном ключе.
В XXI веке, в эпохе постмодернизма, все перемешано. Пожалуй, это и есть знак современности: все существует одновременно. Когда мы открываем палитру современной музыки от каких-то шоу, концертов, которые звучат на площади, до тех прекрасных арт-проектов, которые делает Камерный хор — нам вся музыка нравится, мы всю ее слушаем. Поэтому, наверное, это и есть знак нашего времени, человек все это должен вместить, понять и, к тому же, чувствовать себя человеком.
Зарубежную музыку исследовать сложно, так как для этого нужно ехать туда, изучать первоисточники. Пока образовательная и библиотечная системы не позволяют студентам или молодым музыкантам во всем хорошо разобраться. Наука сейчас существует на собственном энтузиазме.
Если сравнить, сколько нот печатают европейские издательства, а сколько у нас — это небо и земля. Перечень фундаментальных печатных книг, посвященных музыке, которые вышли на за последние двадцать лет, — очень ограничен. Преподаватели, исследователи печатают свои труды преимущественно за собственные средства.
О. Хмелевская