Танец — занятие на первый взгляд довольно странное. Вроде шахмат. Для жизни — слишком игра, а для игры — слишком серьезно. Гвинейский преподаватель танцев Мохаммед Бангора, разобрав, что одному из нас медведь наступил и на ухо, и на стопы, рекомендовал способ «для чайников»: «Если хочется «пуститься в пляс», как у вас говорят, значит, это то, что нужно. По крайней мере, тебе. И еще — настоящие танцы обязательно «закручены».
В подтверждение учитель с африканской фамилией и мусульманским именем продемонстрировал групповой психоделический фокус. Под звенящий стук барабанов он черной птицей закружился в гриотском танце. Зараженные перекрестным ритмом, к нему скоро присоединились самые смелые «интернационалисты», собравшихся для постижения тайн афро-дансинга. Белой вороной остался тот, у кого страх перед всеобнажающим движением тела, души и ритма оказался наиболее силен. Однако скоро неведомая сила подхватила и этого «отшельника».
Среди стажеров мастера Бангоры лишь половина представляла тех, для кого танец был в той или иной мере профессиональным делом. Другая часть — любители со всего света, пожелавшие обрести новый опыт. «Надо почистить перышки», — по-женски объяснила свои мотивы австралийка Линда. Какой смысл она вкладывала в эту фразу, российским парням предстояло познать.
Танцующий пол.
Танец был первым универсальным способом взаимодействия африканцев с миром и космосом. Возможно, со времен матриархата. Женская суть превалирует во всех танцах. Преобладают приземистые, стелющиеся и вязкие энергии. Их особая «заземленность» порождает ощущение, что крепкие ноги танцовщиц уходят невидимыми корнями в землю и по их сосудам сочится вверх тяжелая земная энергия. В ином танце кажется, что исполнители слушают землю ногами, нащупывая некую энергетическую матрицу. Колдовство продолжается не более 4-5 минут. Больше организм не выдержит. По крайней мере, европейский. Перерыв — несколько минут, и силы восстанавливаются. Обычно танцуется серия из восьми танцев. Всего на час трудов. Потом начинается следующая. Во время перерыва музыканты тоже играют. Иногда продолжают делать это и ночью. Африканцы ложатся поздно, а просыпаются дико рано — в 5 утра. Ходят, разговаривают, играют. Энергии — то много.
Музыка в африканском танце не столько его сопровождение, сколько форма входа. Вроде ключа. Можно сказать, танец устанавливает интимные отношения с музыкой. Собственно, это даже не вполне музыка, а «джембе» — игра на «ручных» барабанах. Яркое опровержение музыкального предрассудка, что барабан может заглушить, но не заменить оркестр. Еще как может! Причем без всякой партитуры: что вижу, то и пою. То есть стучу. Или танцую.
Звучание задает барабан «дум-дум», настолько большой, что на нем играют, не иначе как оседлав. Дробь повторяется по меньшим «там-тамам» еще раз семь. Поначалу ритмы «давят» — слишком жесткие и быстрые. Потом отдельные партии складываются в плотный и звонкий звук. Кажется, он «электрифицирован». На самом деле особую чистоту звучанию придают плотные мозоли на ладонях джембеистов. К ним вполне органично добавляется звук балофона — ксилофона из дерева, погремушек или «клапперов» — чего-то вроде деревянных ложек. И, конечно, песня — низко тональная, как мычание истомленных бычков у мужчин, и звонко-хоровая у женщин. Содержание напоминает акт взаимной хвалы или ритмической любви: «я хочу тебя, ты хочешь меня»…
Столь несложный обмен, однако, не производит впечатления зарифмованной попсы. И еще. Африканская культура вовсе не зациклена на сексе. Чтобы пойти с женщиной, ничего не нужно придумывать. Ведь это так естественно: я женщина, ты мужчина…
Старина Фрейд был бы тут посрамлен: при низких половых барьерах эротизм здесь не пропитывает все и вся. За исключением танца, который приравнен к подарку и любви почти буквально. В силу этого даже плохому африканскому танцору ничто не мешает. Сексуальный «драйв» движений так силен, что мелькает мысль, не оставить ли пару наедине для развития сюжета.
В Африке женщина борется за мужчину. Потому что завоеванный мужчина станет кормить ее детей, которых иметь менее четырех неприлично. И ритуалы соответствующие. «Ты очень мужественный и смелый парень, раз вышел танцевать», — выдала комплимент чернокожая Асма. Наверняка знает, что говорит…Существуют женские танцы для брачных игр, демонстрации себя, завлечения… При этом и женщины, и мужчины уверены, что свершается очень серьезное дело, которое исполнить достойна только женщина. Как деторождение, издавна считающееся ее главным предназначением.
Волна совершенно удивительной и вовсе не европейской пластики огибает все лекала женского тела и дробится рябью там, где кожа всего тоньше и нежней. Даже когда танцовщица вроде бы вполне статична и лишь слегка перебирает ступнями, по ее телу идет живая эрогенная волна, срывающаяся вибрациями с груди и бедер, как призывный ясно различимый радиосигнал с мощной антенны. Каждая часть тела при этом будто бы живет отдельно. Почитаемый в арабском мире «Танец живота» сочли бы тут лишь очень простеньким подготовительным упражнением.
Африканские танцы большей частью групповые. Мужчины танцуют меньше. В основном танцы, связанные с охотой. . Движения резкие, грубые, четкие и стремительные. Мужская энергия — семя, дающее танцу жизнь. Барабанный бой «зажигает» женскую половину. Женщины танцуют, следуя достаточно жесткой канве узора танца… потому все должно иметь начало и конец… но одновременно и импровизируя, особенно на стадии входа в танец. Но даже направление и интенсивность импровизации задает мужской ритм. Кстати, освоить «джембе» технически сложней, чем танец: там инструмент — все тело, а тут — только руки.
ЗАПАД ЕСТЬ ЗАПАД, ЮГ ЕСТЬ ЮГ…
«На западе танец в первую очередь ассоциируются с самовыражением, релаксацией, выбросом энергии, привлечением внимания. Для нас он был и остается способом взаимодействия с природой, друг с другом и самим собой. Не театрализацией и не абстракцией, а конкретным принципом бытия — так же, как для западного человека смотреть новости, копить деньги и покупать на них секс». Учитель Бангора не лишен красноречия, что с талантливыми танцорами случается не часто. Они все же больше сенсорики, чем логики-интуиты. Как говорится, пьян да умен — два угодья в нем. Потому, видно, и создал свою школу танца.
«Изначально любой танец был ритуалом магического постижения жизни — молитвой тела, обращенной к природе. Наши предки умели смотреть на мир и воспроизводить его собой и в себе, чтобы обретать внутреннюю опору. Шаман был посредником в познании и одухотворении мира. Он являлся первым «провайдером», который знал, как открывать тело на прием информации и энергии земли в их естественном виде».
Очередные два часа занятий из-за жары были перенесены на вечер. Ноги саднили от кровавых мозолей. Во-первых, любые тапочки разваливаются через неделю. Во-вторых, через час занятий в них организм жутко перегревается. Все-таки ноги у человека — как язык у собаки: пока не высунешь наружу, никакого равновесия с окружающей средой. Особые ли энергии, климат, почва или все вместе, но любые болячки тут затягиваются за день-два. Почему-то совсем не вспоминалось, что кровь — это опасно: СПИД грозит выкосить едва не треть населения континента. «Значит, будем быстрее жить, полагаясь на мудрость природы…» — оптимистично говорили африканцы. «У вас в городе грязь, а у нас — земля лечит».
Вытоптанная «танцплощадка» покрыта слоем красной пыли, но при танце она не поднимается. Можно объяснить это кошачьей вбирающей походкой местных жителей, но проще сказать, что это иное энергетическое построение. Каждый африканский танец потому и уникален, что «не пылит» в исполнении местного племени — то есть является глубинно этническим. «Люди перестали танцевать, оттого что начали больше думать, — считает Бангора. — Они ушли от природы ритмов, потому что есть разум, иные формы существования. Понятие танца стало отдельным от остальной жизни».
ТАНЦУЮЩИЕ В НОЧИ
Племенные, то есть народные танцы обычно исполняют особые люди. Вряд ли правильно называть их профессионалами. Это просто «танцующие в ночи» — очарованные движением единомышленники, в которых дух обрел форму ритма. У них нет существенного образования. Танцуют с 4-6 лет, и это их хлеб. Устройству женской судьбы занятие особо не мешает. Как нередко бывает в тропиках, девушка с 18 лет может выглядеть развитой дамой — до 30 лет сохраняя при этом некоторую девичью грацию. Зато после этого рубежа с женщинами происходит что-то, похожее на антропологическую катастрофу. Говорят, их «разносит» земля, энергиям которой они так радостно внимают…
Обычная для всех культур центральная роль музыки и танцев в фестивалях, обрядах и прочих празднованиях в Гвинее кажется несколько затушеванной. Потому что танец для африканца — естественное состояние. Как для индуса пребывание в позе лотоса, а для многих россиян — отдых на корточках. В общем, «этот стон у них песней зовётся». Представьте только: для нас стирка — них танец. Правда, в столичном Конакри первичные танцевальные формы обрабатывают, «вытягивают», доводят до блеска. Такая практика учителю Бангору не нравится.
«Мы практикуем танцы, отработанные веками. А в городах они постепенно теряют свое предназначение, их физическое и психическое устройство упрощается. Они уже не несут той первородной магической сути.»
Алкоголь среди гвинейцев популярен. Хотя пьяных не видно. Жарко , да к тому же мусульмане. Последним фактом, никто особо не интересуется, включая самих правоверных. Ну да, ходят в мусульманских одеждах, посещают мечети, в 5 утра, словно первый петух, поет муэдзин, будит всех. Более давление религии ни в чем не проявляется — ни мусульманской, ни коренной, языческой. Последняя, впрочем, не вполне религия. Шаманизм ближе к целительству, прорицанию и театрализованному представлению. Равнодушие к алкоголю способствовало доброму к нам отношению. После занятий и ужина мы возлюбили петь русские песни на веранде, Причем совершенно на трезвую голову. Местные подходили и пробовали подпевать. Или заговаривали: «У вас социализм, капитализм или демократия? О, как плохо — у нас тоже демократия. Раньше был социализм, можно было ничего не делать, а сейчас надо работать».
Увидеть лицо «африканской национальности» унылым довольно трудно. Потому и танец воспринимается как продолжение улыбки всем телом. При этом от африканцев никогда не пахнет потом. Скорей исходит тонкий аромат, похожий на благовония сандалового дерева. Если вдуматься, ничего мистического в этом нет: просто железы перестраиваются таким образом, что начинают производить особую энергофизическую субстанцию. Не мирра, конечно, но все же…
Непосредственность, вероятно, лишь одна из причин, почему африканские танцы привлекают западную цивилизацию. Она заимствует элементы музыкального ритма, движения и имиджа, стиля поведения и общения. А что выходит поверхностно, без глубин и естественности, так на то и шоу-индустрия. Хотя нет-нет, да мелькнет на московских улицах закрученная африканскими спиральками и змейками прическа модницы-брюнетки. Или блондинки.
Что ж, Африка учит не только любить, но и украшать тело. Даже если это принимает форму яркой татуировки на попке.
Вернувшись в Россию, мы почувствовали, что танцевать здесь, как в Африке, нельзя. Ритм стал другим, ассимилировать удалось лишь отдельные элементы. Но оживить память тела, которое раскрылось с новой стороны, получилось. Не случайно в русских сказках «мать-сыра земля» была активным участником рекреационных сюжетов. Вероятно, в человеческой природе заложен еще один основной инстинкт — выстраивать тело по камертону природы. Неспроста его называют земной материей, сгустившимся вокруг души. И произошло это, скорее всего, под ритмы там-тамов.